Эти строки из стихотворения «Детство» Лии Агибаловой, которая десятилетним ребенком пережила оккупацию родного города. Педагог, воспитатель, культорганизатор, поэт, писатель, участник ансамбля «Ветераны Курска» — у Лии Дмитриевны много ипостасей. И в свои преклонные годы она продолжает вести активный образ жизни, являясь заведующей клубом для пожилых и инвалидов «Уют». Войну наша собеседница встретила еще ребенком, но до сих пор она продолжает оставаться главной темой в ее произведениях. Воспоминания о тех жестоких, голодных днях навсегда остались в памяти Лии Дмитриевны, но даже они не смогли уничтожить ее жизнелюбие, которым и по сей день она продолжает делиться со всеми окружающими.

Немецкие порядки

- Родилась я 19 июня 1931 года в Курске. Моя семья — мама, папа, я и бабушка — жили в стареньком, полуразвалившемся домике на улице Белая гора (сейчас — ул. Петра Минакова - прим. ред.), - начала свой рассказ Лия Агибалова. - В первые же дни войны папа ушел на фронт, а перед уходом подарил мне большую куклу, у которой закрывались глаза. Такой у меня никогда не было. Оно и понятно, жили мы бедно. Папа вскоре пропал без вести. В первые дни войны была страшная мясорубка, в ней он и сгинул.

Маме — Елизавете Федоровне — несколько раз предлагали эвакуироваться в Омскую область, но тогда пришлось бы оставить на произвол судьбы тяжелобольную бабушку. Поэтому они остались и пережили 15 месяцев оккупации родного города.

К слову, бабушка Лии Дмитриевны дожила до 1948 года, дождалась с войны одного сына - целого и невредимого, а со вторым произошла такая история. 

- После освобождения Курска неизвестный солдат пришел к нам и сообщил, что мой дядя погиб на его глазах. И что он у него взял из кармана недописанное письмо. Однако годы спустя выяснилось, что дядя был тяжело ранен. Когда проходили немцы, они каждого лежащего солдата протыкали штыком, чтобы проверить - жив или ранен. И вот когда проткнули дядю, он очнулся и закричал. Немцы забрали его в плен. А судьба людей, побывавших в немецком плену, в Советском Союзе всем известна. И дядя тоже был сослан в лагеря, в Магадан. А ведь воевать он начал с первых дней. В армию его призвали в 1939 году, служил в Литве в стройбате. В Литве уже тогда к русским было крайне негативное отношение. В открытую говорили: «Вот немцы придут, вам всем будет крышка». Когда началась война, вместо винтовок и патронов литовцы прислали советским солдатам, в числе которых был мой дядя, черенки от лопат и гвозди. И на фронт они пошли, подбирая оружие по дороге у убитых. Вот за что нас все ненавидят? - с горечью спрашивает Лия Дмитриевна. - Всех кормим, всех поим, а нас ненавидят. За доброту, наверное.

3 ноября немцы заняли Курск. Вскоре после этого они начали ходить по домам, искать коммунистов. На улице, где жила маленькая Лия, было очень много таких людей. Они участвовали в советско-финской войне и из-за полученных там ранений не были призваны на фронт. Никто из соседей их не выдал.

- А еще немцы взяли в заложники много мужчин разных возрастов со всего Курска и держали их в доме, который до сих пор стоит на углу улиц Советская и Дзержинского. Кормили их скудно, поэтому, когда мимо окон кто-нибудь проходил, они спускали на веревочке баночки из-под консервов и просили: «Бросьте что-нибудь». А нам и бросить было нечего. Сами голодные, - продолжает наша собеседница.

Всюду были расклеены объявления, в которых на немецком и русском языках было написано, что за одного убитого немца будут расстреляны десять русских. Так и происходило. Мужчин показательно расстреливали возле здания бывшей бани на ул. Дзержинского, возле медицинского университета, в парке Солянка. Тела их не разрешали забирать родственникам, и очень долго на улицах города лежали трупы с завязанными глазами.

Позже Лия Дмитриевна узнала от своей одноклассницы, что немцы расстреляли больше 200 пациентов психиатрической больницы в Сапогово. Среди них был и отец этой одноклассницы.

Однако нельзя сказать, что все немцы поголовно вели себя бесчеловечно. Наша собеседница вспомнила такой случай. Несмотря на все трудности с едой, у них жила собака, которая очень чутко отличала русских от немцев. И если на первых не обращала никакого внимания, то вторых облаивала до хрипоты. Однажды во двор зашел эсэсовец — в черной форме, в фуражке с «мертвой головой». Пес зашелся от лая, стал бросаться на него и... порвал привязь. Бросился и укусил немца за ногу. Мама маленькой Лии выбежала, заперла собаку в сарай. Эсэсовец молча вошел в дом, подошел к плите, где висела веревка, на которой иногда сушили кое-какую одежду, и стал показывать то на веревочку, то себе на шею.

- Мы решили, что судьба наша решена и всех нас повесят. Мы по-немецки ничего не понимаем, а он по-русски сказать ничего не может. Однако потом он знаками попросил зашить разорванные брюки и ушел. Несколько дней мы жили в страхе, но он так и не вернулся, - делится воспоминаниями наша собеседница.

Рассказывая об этом случае, Лия Дмитриевна напоминает:

- Люди везде разные. У немцев и тех же эсэсовцев тоже были дети, многих тоже призвали в армию насильно.

«Киндер кранк?»

Наряду с ужасами оккупации жителям приходилось бороться с голодом.

- Мама ходила по деревням, обменивала вещи на продукты. Из дома было вынесено все, вплоть до табуретов и стульев. У нас был маленький огородик, вот только сажать было нечего. От безысходности сажали картофельные очистки, которые, к нашему удивлению, прорастали, - вспоминает Лия Дмитриевна.

Те же шкурки сушили, перемалывали на самодельной мельнице и делали так называемую картофельную муку, которую смешивали с лебедой и пекли лепешки зеленого цвета. 

Детей немцы не трогали. Лия ходила за дровами в лес, который располагался на месте нынешнего микрорайона КЗТЗ. Немцы вырубали сосны, чтобы отапливать госпитали, располагавшиеся в 17-й школе и в бывшем роддоме на улице Пионеров, а дети собирали оставшиеся щепки и ветки. Как-то, возвращаясь домой с вязанкой, девочка остановилась, чтобы съесть лепешку. Навстречу шла женщина, увидела, что ребенок ест что-то странное зеленого цвета и крикнула: «Ты что ешь?» Лия очень испугалась, что лепешку отберут, сунула ее за пазуху и убежала.

- Жить было очень тяжело. Мама променяла все, что можно. Но самое страшное было другое. Когда мама возвращалась с продуктами, ей часто встречались немцы на легковых автомобилях, с ними были женщины, наши русские женщины. И немцы отбирали продукты у всех, кого встречали на пути, и отдавали этим женщинам. Один раз мама попробовала сопротивляться, но получила сильный удар кнутом по руке, шрам остался на всю жизнь, - рассказывает Лия Агибалова.

Уже позже Елизавете Федоровне подсказали брать с собой дочку, чтобы прятать ее вместе с продуктами в тачке и прикрывать попоной. Немцы думали, что это беженцы, и не трогали. С беженцев брать было нечего.

Так они прожили зиму и весну, но потом пришло время, когда в близлежащих деревнях продукты закончились. Каждый день, чтобы добыть пропитание, приходилось уходить все дальше и дальше.

Однажды мама с дочкой отправилась в Медвенку. Погода в тот день выдалась жаркой. С обувью тогда было плохо. Зимой на ноги, обмотанные тряпками, надевали деревянные колодки. А летом ходили босиком. Но идти в такую даль по асфальту босиком было настоящим мучением. У мамы и дочки были одни тапочки на двоих, шли в них по очереди. От жары плавился асфальт, пекло ноги, сверху жарило солнце. Когда они дошли до Медвенки, Лия потеряла сознание от теплового и солнечного удара. Мама побежала по деревне, просила кружку молока, но коров ни у кого не было. Немцы забрали все. Потом все же вышла одна старушка и вынесла молоко в медной кружке.

- Эту кружку я запомнила на всю жизнь, потому что у нас была дома такая же, ее сделал мой дедушка, который работал кузнецом. Эта старушка забрала меня к себе, а мама пошла дальше, потому что в Медвенке менять было нечего. Меня положили на узкую лавку, и там я лежала, не в силах шевельнуться. Тем временем старушка наварила молодой картошки и нарезала свежие огурцы. Есть хотелось очень сильно, и так вкусно пахла картошка, но не было сил встать. На следующий день мама вернулась с продуктами. И мы пошли домой, - говорит наша собеседница.

Но дома их поджидали новые неприятности. На воротах мелом был нарисован белый крест. Не зная, что может означать эта фашистская метка и предполагая самое страшное, они вошли в дом, где их возвращения ожидала бабушка.

Оказалось, что пока их не было, немцы начали расселять своих солдат по домам. А бабушка, чтобы хоть как-то сгладить скуку, взяла большую куклу внучки, ту, которую подарил отец перед уходом на фронт, положила рядом с собой на стол, постелила ей подушечку, укрыла одеяльцем - вроде как внучка рядом.

Зашедшие немцы издали увидели куклу на столе и решили, что это ребенок. Ближе подходить не рискнули. Один из них спросил: «Киндер кранк?» Бабушка, не зная о чем ее спрашивают, подтвердила: «Крак, крак». Немцы торопливо ушли и нарисовали на калитке крест, означающий, что в доме есть больные. Так, благодаря бабушке и тому, что немцы перепутали куклу с больным ребенком, семья осталась жить в своем доме без незваных гостей.

Еще семье удалось избежать отправки в Германию. Но тут уже случайности ни при чем. Немцы назначали на улицах старост, и те должны были составлять списки людей. Вскоре в дом Лии пришла староста улицы Белая гора, вместе с немцем. Когда они вошли, староста сказала: «Здесь двое». То есть, собирались отправлять маму и дочку. И тогда мама спокойно сказала: «Запишешь — зарублю. Мне терять нечего». Староста испугалась, сказала немцу, что здесь все больные, и они ушли. А очень многих соседей Лии Дмитриевны угнали в Германию. Вернулись из них единицы.

Освобождение Курска

Незадолго до освобождения Курска на улицу Белая гора приехали три разведчика с повозкой. Увидев родную красноармейскую форму на солдатах, все решили, что это освободители города, и вывесили красные флаги по всей улице. Немцы на тот момент находились в Рышково, в единственном высотном доме. И когда они увидели эти красные флаги, то начали яростную стрельбу из пулеметов и минометов. Вся улица оказалась под шквальным огнем. Где крышу снесло, где угол дома, где сарай загорелся.

- Мама наварила каши, чтобы накормить этих разведчиков. Но я не отпускала ее. Боялась, что ее убьют и я останусь одна. И мы по-пластунски поползли к разведчикам, которые нашли укрытие на улице. Они нам кричали: «Вернитесь!», но мы доползли до них, отдали еду. Они начали ругать маму: зачем вы ребенком рисковали? А мама целует их, от радости сказать ничего не может. Мы-то думали, что город освободили, - говорит Лия Агибалова.

И этот случай настолько впечатлил юную девочку, что спустя годы она написала стихотворение «Детство». Вот строки оттуда.

Помню первых советских солдат,
Что с разведкой пришли в феврале,
Как мы с кашей ползли для ребят
По засыпанной снегом земле.

Град снарядов, разрывы кругом,
Где сарай загорелся, где крыша,
А нам с мамой ничто нипочем.
Ничего мы не видим, не слышим.

Накормить бы скорее солдат
Да их голос родимый услышать.
Они машут: «Ползите  назад!»,
Видим, флаги взметнутся над крышей.

Немцы к тому моменту уже чувствовали приближение советских войск и потихоньку стягивали свои силы к окраинам, бросив городские продуктовые склады открытыми. Оголодавшие люди потянулись туда кто с чем — кто с саночками, кто просто с сумками. Ходила и маленькая Лия с мамой на ул. Пионеров, где остался склад с просо.

- Но оказалось, что в некоторых местах сидели снайперы. Недалеко от того места, где мы брали просо, находился сахарный склад. Вот там людей убивали.

Финальный штурм Курска, когда 500 немецких самолетов нещадно бомбили город, Лия Дмитриевна запомнила на всю жизнь. Не столько потому, что было очень страшно из-за взрывов, пожаров, а скорее потому, что Кировский мост, по которому ее мама возвращалась с работы, разбомбили. И до глубокой ночи девочка вместе с больной бабушкой оставалась в неведении — жива ли мама?..

- Я помню, как мы стоим с бабушкой возле горящего вокзала и плачем обе навзрыд. А мама только во втором часу ночи добралась до дома, шла в обход, пешком, по каким-то мосточкам, - рассказывает Лия Дмитриевна.

В День освобождения города — 8 февраля —  был повсеместный праздник. На балконе бывшего драмтеатра, ныне филармонии, висел красный флаг и выступал Иван Черняховский. Все вокруг танцевали, пели, братались.

Покой нам только снится

После освобождения Курска мама Лии Дмитриевны пошла работать в госпиталь, который находился в школе №17. А детям объявили, что начинается учеба. Обрадованные школьники прибежали к школе №7, но там тоже был госпиталь. В итоге первые после оккупации занятия проходили в квартире учительницы, которая жила рядом с 7-й школой и принимала у себя ребят всех возрастов.

Закончив с отличием 8 классов, влюбленная в химию Лия отучилась в фармучилище, а после отправилась в Харьков, где проучилась пять лет в фармацевтическом институте. Работала педагогом и завучем в фармацевтическом училище, старшим преподавателем в мединституте. Была награждена медалями «Ветеран труда» и «Отличник здравоохранения» за педагогическую работу. После института работала в детских и взрослых санаториях воспитателем и культорганизатором. Только семь лет назад ушла на заслуженный отдых, но все равно не превратилась в образцовую пенсионерку.

Занималась в литературных поэтических клубах, выпустила три сборника стихов, писала рассказы о военном времени. Стала победителем международного конкурса «Филантроп». До прошлого года активно выступала с хором ветеранов «Курск». Кстати, стихотворение Лии Дмитриевны «Соловьиный край» стало песней. Но после неудачного падения зимой стало трудно добираться до места репетиций и хор пришлось оставить.

- Покой нам только снится, - с задорной улыбкой говорит Лия Дмитриевна. - Я не могу без людей. Поэтому сразу же откликнулась на предложение работников соцзащиты организовать клуб для пожилых и инвалидов. Литературная гостиная «Уют» при библиотеке существует уже семь лет. Мы там и поем, и танцуем, и в КВН играем.

Художественной самодеятельностью Лия Дмитриевна занималась с детского сада и через всю жизнь пронесла творческую жилку, которую не смогли убить ни тяжкие месяцы оккупации, ни голод, ни лишения и потери.