В канун Дня Победы первый заместитель председателя Курской областной Думы Виктор Карамышев рассказал, как отразилась война на жизни его семьи и какое значение этот праздник имеет для него лично.

- 9 Мая для меня ассоциируется со звоном медалей. Знаете, с тонким таким, очень трогательным звуком. С детства помню, как отмечали этот праздник в нашем селе. Ветеранов у нас было много. И вот рано утром с окраины выходил первый участник войны. Конечно, при полном параде, в кителе или в пиджаке, на котором висели награды в несколько рядов. Он заходил к соседу, и они шли вдвоем. Потом к третьему, и к четвертому, к пятому… Через полчаса по улице шествовала уже группа боевых товарищей. И звон медалей в утренней тишине разливался торжественной медью. Наш дом стоял в самом центре. Отец даже волновался немного, поправляя пиджак с наградами перед зеркалом. Потом выходил. Мужчины здоровались, обнимали друг друга, поздравляли скупыми простыми словами, и двигались дальше, к месту, где проходил торжественный митинг. Их строй все увеличивался и увеличивался. А я, мальчишка, шел следом. И очень гордился, что мой отец защищал Родину. Сегодня уже почти никого из ветеранов не осталось в нашем селе. Столько лет прошло, а тот мелодичный перезвон все как будто стоит у меня в ушах. И ощущение радости, праздника, особого чувства гордости – все осталось, запомнилось, и каждый год оживает 9 Мая.

На фронт мой отец, Николай Петрович Карамышев, ушел добровольцев в 1943 году в неполные 17 лет, приписав себе год. Служил огнеметчиком. Дошел до Кенигсберга, где был тяжело ранен. Вспоминать о войне он не любил. И на мои мальчишеские просьбы рассказать что-нибудь, всегда говорил: «Сын, зачем тебе это знать, война – это кровь, грязь…» Но иногда все-таки делился воспоминаниями. Например, рассказывал о том, как в Восточной Пруссии, они, простые сельские ребята, были очень удивлены бытом местных жителей – каменными домами, мостовыми, по которым расхаживали индюшки с бирками на шее. Рассказывал о том, как был ранен. Это было при штурме пригорода Кенигсберга, нынешнего Калининграда. Со второго этажа кирпичного здания бил крупнокалиберный пулемет. Бил плотно – голову не поднять, в укрытие не перебраться. Из целого взвода огнеметчиков осталось трое в живых. Патроны кончились. Отец снял с пояса гранату, дернул чеку, приподнялся, чтобы бросить… «И только я ее кидаю, как в этот момент меня закрутило волчком!» Отцу было тогда восемнадцать. Стоял февраль 1945 года. Кровопролитный бой шел двое суток. Потом вышла делать свое дело «похоронная команда» - они собирали тела, чтобы предать мертвых земле. Медсестра подходила к каждому бойцу и прикладывала ко рту зеркальце. Подошла и к отцу. Зеркальце запотело. Живой! Окоченевшее и почти бездыханное тело уложили в машину, отправили в госпиталь. В общей сложности отец перенес девять сложнейших операций – у него были перебиты кости. Лечили в Шуе, в Иваново. Молодой парень понимал, что физическим трудом себя уже не прокормит, поэтому в госпиталях проходил курсы бухгалтеров.

Вообще в семье моего отца было пять братьев (вместе с ним) и три сестры. Три брата погибли на войне, один, Виктор, в честь которого меня и назвали, вернулся весь израненный и через два года умер. И вот из сыновей остался только мой отец...